Новости ресторанного мира, свежие статьи и анонсы мероприятий

В полезной рассылке от Лемма.Плейс. Подпишись!

Попробуйте iiko, и вы удивитесь, что когда-то  могли работать иначе!

Автоматизация ресторанов, баров и доставки
Подробнее

Новости ресторанного мира, свежие статьи и анонсы мероприятий

В полезной рассылке от Лемма.Плейс. Подпишись!

Лемма.Поддержка решает любые IT-задачи ресторана

Круглосуточный сервис безлимитной технической и информационной поддержки
Подробнее
Татьяна Мельникова, «Хачапури», «Одесса-мама»: «Если под чем-то стоит твоя подпись, надо сделать хорошо – а то стыдно»
Опыт рестораторов

интервью

Татьяна Мельникова, «Хачапури», «Одесса-мама»: «Если под чем-то стоит твоя подпись, надо сделать хорошо – а то стыдно»

12 февр. 2021
18957
18 мин

 

Татьяна Мельникова – создатель московских проектов «Хачапури» и «Одесса-мама», первая девушка-менеджер у Аркадия Новикова и опекун знаменитого барана Толика. Поговорили с ней о том, почему бесплатный алкоголь лучше любой рекламы в соцсетях, чему научил рейдерский захват «Хачапури» на Шлюзовой и кто стоит за инстаграмным маскотом «Хачапури».  

Вы достаточно рано пришли в ресторанное дело. Наверное, опыт непростой был? Почему захотелось продолжить, как поняли, что это ваше?

Мой первый ресторанный опыт датируется аж 89-м годом. Тогда это была вынужденная мера для решения насущных вопросов. Родители не получали зарплату, средств не было, есть нечего. Я жила в благополучном городе Дубна, хорошо училась в школе. Сдала экзамены экстерном и в школу ходила редко. У меня была куча свободного времени, и я пошла работать в бар.

Назывался он просто «Бар». В Дубне это было единственное место, которое работало после 23:00. Если помните, раньше в 22:45 выключали свет, это было сигналом посетителям, что нужно рассчитываться и уходить. И вот этот «Бар» был единственным местом в городе, где можно было посидеть после 23:00. 

Я туда пошла работать посудомойщицей, потом стала официанткой. Потом поступила в авиационный институт (МАИ), жила в убитом общежитии, где на пять этажей был один общий душ на мальчиков и на девочек, без света. Стало понятно, что нужно как-то зарабатывать. На ресторанном поприще у меня уже был какой-то опыт, так что я и пошла работать в рестораны. Днем училась, ночью работала – в основном в клубах.

В 1997-м году попала к Аркадию Новикову: у него я стала первой девочкой-метрдотелем. Мне подружка сказала, что ищут менеджера в «Белое солнце пустыни». Помню, как стояла где-то на ступеньках и заполняла анкету. У отдела кадров был перерыв, их начальница приходит с обеда и говорит: «Что пишете, что за анкета?». Я в ответ: «На менеджера». А она мне: «Кто вас возьмет? Вы же девочка! Девок мы не берем».

Получилось, что меня взяли. Сначала я работала в «Белом солнце пустыни», потом в «Узбекистане». 

Сразу менеджером?

Да. Именно у Новикова начала формироваться моя ресторанная карьера. Тогда я уже поняла, что российская авиация, наверное, проживет без меня. Это был 1996-й год, я закончила институт, мне предлагали пойти в ОКБ Сухого на должность инженера, причем ведущего – разрабатывать системы вторичного электропитания. Но на тот момент, работая официанткой в ночном клубе, я зарабатывала месячную зарплату инженера за один день. В 24 года принять такое решение невозможно.

То есть выбор без выбора получился.

Да. Я плюнула на авиацию, на свое инженерное будущее и пошла работать к Новикову. Позже он сам предложил мне заниматься кафе «Галерея». Это был настоящий vanity fair («ярмарка тщеславия») – место, куда люди приходили на людей посмотреть, себя показать. Громкая полуклубная музыка, еда, которая, как сейчас кажется, была всегда, но тогда была еще редкостью: суши, паста, котлеты – и всё вместе в одном кафе. Причем 24 часа в сутки и хорошего качества.

Я стала директором в «Галерее». Потом у Новикова появилась идея создания Novikov Group, управляющей компании, которой не было на момент, когда мы начинали работать. Тогда я познакомилась с Катей Дроздовой, и она говорит: «Хочу свое кафе, давай вместе?». Я так опасалась, говорила: «Денег нет, я не знаю, как получится. А какое ты хочешь меню?». А она говорит: «Да любое, лишь бы не как тут».   

Суши, роллы, дискотека? 

Да-да, суши, роллы, дискотека. Я тогда шутила, что в Москве можно смело открывать заведение, в котором будет кальян на мохито со вкусом ролла «Калифорния», и что в эту же трубку можно еще и петь караоке. Патентуешь такой девайс, и все потребительские запросы будут удовлетворены одним махом. 

Так мы шутили, но это было горькой правдой. Новиков гениален, что это все придумал, воплотил и внедрил. Но засилье этих кафе и ресторанов… Можно было пройти по улице и обнаружить в меню девяти из 10 ресторанов «Калифорнию» и цезарь.

Мало того, что в Москве, это по всей России распространилось с интервалом в 3 года.

Новиков был страшно недоволен моим желанием открыть собственное кафе. Я была готова к тому, что он меня уволит, но он не уволил, потому что был заинтересован в том, чтобы я работала. 

То есть вы остались директором «Галереи»?

Да, я себе выторговала один дополнительный выходной, и мне этого хватало. «Галерея» – на Петровке, кафе – в переулке на Тверской, идти пешком меньше 10 минут. Плюс у меня в кафе был определенный фронт работы: я отвечала за продвижение и концепцию. Остальные вопросы были шлейфом, на периферии моего внимания. 

Новиков был недоволен из-за расфокусировки вашего внимания?

Да. Но на тот момент я придумала, внедрила и раскрутила доставку питания для бизнес-авиации, и обороты там были больше, чем в самой «Галерее».

Я отлично помню, как мне Новиков в самом начале сказал: «Я запрещаю этим заниматься. Ты тратишь на это свое и мое время – нафиг это надо, забудь и забей». А когда мы встретились через год, он сказал: «Тань, хорошо, что ты меня не послушалась». 

Логика у меня была простая: если человек тратит на полет на самолете $30 тысяч, он может тысячу долларов потратить на еду. Вдобавок мы стали предлагать газеты, шапки, тапки, диски с мультиками для детей, влажные салфетки, термосы – все, что может пригодиться на борту. 

Уже будучи директором, я любила сама ходить менеджером в смену, чтобы посмотреть, что делают повара, официанты, какие ходят гости, какие конфликтные ситуации возникают. 

В один прекрасный день я работала, и официанты мне говорят: «Татьяна Геннадьевна, там какая-то тетка на английском разговаривает, мы не можем понять, что хочет». Я английский знаю хорошо, подошла помочь. Женщина говорит: «Я стюардесса, мне надо еду. Я хочу ее сейчас оплатить». Я спрашиваю: «А когда вы ее есть будете?». Она говорит: «С большой долей вероятности где-то часов в 11 утра» (а на часах в этот момент 2 ночи).
Я взяла заказ и думаю: до 11:00 все эти салаты помрут. Так что я разбила их на ингредиенты: положила салат отдельно, заправку отдельно, украшения отдельно. И на английском подписала: 

Салат руккола с креветками: № 1. Руккола для салата с креветками; № 2. Креветки для салата с креветками; № 3. Заправка для салата с креветками.

Положила бумажку, где написала, сколько там ингредиентов, все подписала и упаковала. Просто мне ночью было нечего делать. 

Проходит две недели. В дверь заходит какая-то нерусская женщина и начинает мне кидаться на шею чуть ли не в слезах. Я говорю: «Гражданочка, вы чего хотите?». А она мне: «Вы мне упаковывали заказ две недели назад. Я в России два года пыталась добиться, чтобы мне кто-то так сделал. Потом уже плюнула и перестала просить. А вы сами это предложили! Я настолько поражена, что буду постоянно у вас заказывать!». Потихонечку сработало сарафанное радио. Сначала делали ей, потом – всем ее коллегам. 

Так вот. Поскольку я все это направление вела, Новиков от меня не торопился избавляться. Это было муторно, трудоемко. Специалистов, кто мог бы всё и тут, и там успеть, не так много, и он меня терпел. 

Первое ваше личное кафе как называлось? 

«Хачапури» на Тверской, оно до сих пор работает. Оно уже не мое, оно мне принадлежит только в форме товарного знака. Но я к нему имею отношение, потому что занимаюсь его продвижением, обеспечением концепции. Но уже как владелец товарного знака. Это кафе сейчас отпразднует 11 лет. 

Оно более узкоспециализированное, чем те рестораны?

Однозначно. Мы решили делать грузинское кафе, и на тот момент это было достаточно передовым решением. Тогда было два формата. Либо дорогие грузинские кафе, типа «Князя Багратиона» на Плющихе: накрахмаленные салфетки, золотая посуда, оперные певцы исполняют грузинские песни – тяжелый кавказский люкс. И второй вариант – заведения типа «Чито-Ра»: у них не было лицензии, там водку наливали из-под полы, публика была такая, что нам с Катей вдвоем было не по себе, такой перегар густой стоял. 

Либо был совсем лубок, как «Генацвале», например, где кувшины, пластиковый виноград, папахи и так далее. 

Мы с Катей решили, что грузинская еда – это круто. Это продукт, понятный любому человеку на постсоветском пространстве. Но при этом мы не хотели делать ничего прямо национального. Мы назвались «городским кафе с грузинской едой», чтобы одним махом снять все обвинения в том, что рецептура смотрится более московской, чем грузинской. 

Параллельно с нами открылся Saperavi Cafe, но, тем не менее, мы сами выпестовали эту идею, сами ее запустили, работали в относительно бесконкурентной среде. Она сразу настолько хорошо взлетела, что мы тут же взяли второе помещение и открыли кафе на Киевской. Оно тоже было очень успешным, но мы сразу поняли, что концепция может претерпевать изменения из-за локации. Потому что на Тверской больше молодежи, которая ездит в центр по делу, туристов, иностранцев – до Кремля 600 метров. А на Киевской было кафе на районе. Там была куча публики с детьми, рядом сад, парк. Там мы сразу ориентировались на детскую и семейную публику. Это еще, конечно, было связано с тем, что у нас с Катей в тот момент у самих были маленькие дети. Нам казалось естественной такая аудитория, мы ее хорошо понимали.

Когда исход из Novikov Group произошел? Уже когда кафе работали?

Я помню конкретный эмоциональный момент, когда у меня щелкнуло, что всё, больше невозможно. В конце 2012-го года Ника Белоцерковская делала презентацию своей книги в «Галерее». Было круто: опять вернулись старые времена, была куча народу – красивые девушки, богатые парни, все как положено, не стыдно в светской хронике опубликовать. 

И там ко мне пошла одна девушка и говорит: «Ой, Тань, так круто! А муж думал, «Галерея» уже закрылась давно. У меня в пятницу день рождения, можешь мне организовать стол человек на 25?». 
Я помню, как в тот момент у меня все сломалось внутри. Потому что как директор, которому нужна выручка, обороты и деньги, я должна была сказать «конечно, давай» и написать ей красивое, нарядное меню с дорогим шампанским. 

А как человек, который с ней знаком, я думаю: «Девчонки сделают прически, наденут бриллианты, возьмут дорогие сумочки, придут – а народу нет. Всей вот этой тусовки, которую они сейчас видят, – ее не будет. Не будет веселой атмосферы прожигания жизни, ради которой они придут. И мне будет перед ними стыдно, что я их позвала». 

И я помню, что это противоречие настолько меня душевно раздирало, что я сказала Новикову: «Либо мы будем переделывать «Галерею» во что-то другое, либо я ухожу». 

Но о переделке во что-то другое мы договориться не смогли. Я его в одну сторону тянула, он меня – в другую. То, что он предлагал, мне казалось неправильным. То, что предлагала я, он даже не хотел читать. Все пришло к тому, что надо расходиться. 

Потом я дала какое-то интервью, где говорила про «Калифорнию», мохито и цезаря в каждом заведении, и что Новиков – злой гений нашего рынка. Я сказала так, журналист написал своими словами как-то иначе, а Новиков прочитал между строк, что это чуть ли не обвинение какое-то, и страшно на меня обиделся. И вот на этой волне мы и расстались. 

И не общались больше? 

Я иногда заходила в кафе, он холодно со мной здоровался. Я ему благодарна за все, чему у него научилась, что он для меня сделал. Но с усмешкой читаю, когда он на вопрос о причине успеха «Галереи» отвечает: «Повезло». Нет, это мы работали по 18 часов, мы горели, мы там ночи ночевали. 

Вы же наемными сотрудниками были, почему так горели, как он вас так заинтересовал?

Он – никак. Меня папа воспитывал, что если под чем-то стоит твоя подпись, надо сделать хорошо, а то стыдно. Я, если отправляю SMS и пропустила запятую, потом дискомфорт чувствую некоторое время, потому что вот так я отношусь. 

Перфекционизм такой? 

Просто самоуважение. Таких же людей, соответственно, я и выбирала в команду. Плюс мы реально горели, успех тоже окрылял, одно цеплялось за другое. Было много хороших идей, у нас была определенная свобода действий, которую нам давал наш оборот и прибыль. А потом появилась Novikov Group – бюрократическая надстройка, которая душила инициативу. Успех стал блекнуть, и уже не было того запала. Были постоянные гости, какие-то вечеринки, какие-то всполохи, но такого успеха, разрыва и веселья уже не было. Мы так и начали разбегаться: кто-то на повышение пошел, кто-то свое дело открыл – кто куда.

После этого была история с рейдерским захватом «Хачапури» на Шлюзовой*. Чем она закончилась и как сейчас видится: можно ли было что-то сделать, чтобы ее избежать? 

 

В августе 2013 года несколько десятков вооруженных людей пришли в «Хачапури» на Шлюзовой набережной от лица арендодателя и выдворили оттуда арендаторов. Зданием владел бывший федеральный министр и экс-глава ФНС Виталий Артюхов.

Да ничего. Надо было, наверное, пробить личность владельца помещения до седьмого колена. На человека, с которым мы столкнулись, на «Компромат.Ru» было страниц 15. Он – беспардонный человек. Мы взяли в аренду буквально груду кирпичей и все привели в порядок. У нас был нормальный договор аренды с защитными мерами. Но кончилось тем, что он говорит: «Я смотрю, у вас много народу – я вам повышу аренду». 

Мы ему: «Нет, не имеете права, в договоре не так». Он в ответ: «Если не хотите, вот доп.соглашение – будете платить в два раза больше». Мы говорим: «Подождите, здание же на наши деньги отреставрировано! Мы же закладывали это, когда подписывали аренду: что мы берем убитый гараж, а сделаем конфетку. Что аренда не может быть высокой, потому что эти инвестиции надо каким-то образом возвращать». Он сказал: «Меня это не волнует. Если вы не хотите отсюда вылететь – я найду способ вас отсюда выжить». И началось такое… 

30 градусов мороза, а он выключает отопление; у нас разорвало батареи. А пока вызываешь комиссию – он назад включит. Электричество выключает. Потом канализацию закрыл. И мы на таком осадном положении с ним судились, торговались, дрались, как могли. Держали оборону где-то год. В конце концов просто приехали люди с оружием, вынесли сейф и нас оттуда выперли физически.

Мы обращались в милицию: уголовное дело сначала вообще не заводили, потом еле-еле завели. У нас есть видео, как главный инженер автогеном перерезает решетку, достает сейф и выносит, все эти люди есть на видео. А милиция говорит: «Не знаем, надо искать».

Так это дело ничем и не кончалось. У него был чудовищный административный ресурс, но, надо сказать мы уперлись рогом – судились, судились, судились. В итоге полтора года назад все суды мы выиграли, но за истечением срока сумма компенсации обнулилась, и мы получили только моральное удовлетворение от того, что были правы. Больше ничего.

Что же тот человек с этого получил в итоге?

Видимо, он думал, что мы не будем упираться, а он откроет там новый ресторан. Но в итоге он ничего не открыл, а здание снес.

Как всегда это и бывает – ни себе, ни... 

Никому, да. Но, если бы не этот человек, не было «Одессы-мамы».

Это соприкосновение с нашей системой правосудия было очень обидным: мы ничем не заслужили такой ситуации, никого не обманывали, не подписывали глупых бумаг, нигде не налажали. Просто недооценили, какие бывают люди. И Катя этой истории не выдержала, уехала в Париж и сказала, что больше не хочет заниматься ресторанным бизнесом. Мы с ней на том полюбовно расстались. А я осталась здесь. И сказала: «Слушайте, давайте не будем чуваками, у которых отняли кафе. Давайте будем чуваками, у которых есть новое крутое кафе». 

Моя помощница по арт-части, Аня, три года до того пестовала идею одесского ресторана. Мне эта идея не нравилась. Я ее направляла к разным инвесторам, но она никого не смогла убедить. А потом мы волею судьбы оказались в Одессе: просто так поехали туда веселой пьяной компанией. Прилетаем в Одессу, а там такое солнышко, и все какие-то пьяненькие, веселенькие, и так здорово, и море, и романтика – я влюбилась молниеносно.

Аркадия*, как там?

 

Аркадия – курортный район в Одессе.

 
Да. А Анька тогда вынашивала идею, что ресторан должен быть обязательно с еврейским юморком в стиле фильме «Ликвидация» – тетя Сара, дядя Изя, вот это все. А я считаю, что все эти шутки давно пропахли нафталином, строить вокруг них ресторан мне не хотелось. И когда я приехала в Одессу, вдруг поняла, что надо делать. Одесса же – это не только Привоз*. Это город-порт, плавильный котел культур и наций Там царит веселый, расслабленный дух портового, курортного города, где пахнет шальными деньгами. И главное, что там целая куча отличной еды: молдавской, украинской, еврейской, просто портовой – всякие тюльки, шкара, жареные бычки.  

 

Привоз – рынок в историческом центре Одессы, одна из главных достопримечательностей.

А еще я тогда подумала, что в Москве нет ресторана, где пьют водку. Есть пивные рестораны, есть «Пушкинъ», но туда придешь и только глазом моргнешь, а тебе уже минеральную воду за 1200 втюхают – не расслабишься.  Вроде деньги у среднего класса есть, они и в «Галерею» могут себе позволить пойти, но в «Галерее» им не нравится, это для них слишком модно…

Не для тех целей.

Слишком, красивенько, да. А пабы и бары – все-таки больше про пиво. А хочется пойти в место, где можно сидеть и пить водку. 

Если «Хачапури» – ресторан про вино и кавказский стол, то «Одесса-мама» – про застолье под водку, под хреновуху, под крепкую настоечку. Для условного моряка или гостя курортного города, который приехал и сидит себе в огороде, ест сало, тюльку и запивает водкой. 

Успех «Одессы-мамы» был настолько ошеломляющим, что у нас в первый день работы в 7 вечера закончилась сметана. Про остальные полуфабрикаты я вообще молчу. Конечно, сделал свое дело двор в Кривоколенном переулке – там такая ленивая атмосфера старого московского, старого одесского двора, где все сидят на улице и никогда непонятно, сколько времени. Еще и телефон плохо ловит – тоже в плюс пошло, все телефоны забрасывали и сидели. 

Я настаивала на том, чтобы водка стоила копейки (и до сих пор настаиваю). У нас самая дешевая водка стоит 80 рублей. Человек, у которого совсем мало денег, все равно может себе это позволить: он возьмет фаршмачок, смалец, сало, графин водки и может на двоих в тысячу рублей уложиться. Понятно, что и за 120 рублей выпьют. Но когда человек видит, что закуски стоят по 100, 180, 240, 320 рублей и нет ни одного блюда дороже тысячи, он сидит, пьет и чувствует себя расслабленно. Он понимает, что, сколько бы ни съел и ни выпил, все равно не выйдет за пределы какого-то лимита, выше которого не думал тратить. Даже если он пьет навылет, он слишком много не истратит, просто не сможет. 

При таких ценах экономика там складывалась нормально?

Не очень прибыльно. Но я еще раз говорю, моя задача была оборот. Да и что там за продукты – селедка да картошка.

Не интересовало?

Я, конечно, имею представление, потому что я отвечаю за меню. Но я всегда считаю, что нужно гнаться за качеством, но в разумных берегах. Вы не забывайте, там нет супердорогих продуктов. Дорогие помидоры можно себе позволить, и там реально дорогие помидоры. В «Одессе-маме» и «Хачапури» всегда самые лучшие помидоры, которые на данный момент есть на рынке. Самая лучшая черешня. Но там нет какой-то новозеландской баранины, а вся эта крымская рыба все-таки не стоит таких уж бешеных денег. 

После истории с захватом Хачапури я свои деньги в кафе уже не вкладывала. У меня, во-первых, их не было, потому что мы там все засадили. А во-вторых, как-то я поняла, что у меня лучше получается придумывать и запускать. Вот это моя работа: найти место, запустить, раскачать, чтобы там были гости, дать ему лицо. Все «Хачапури» – со своим лицом. Дальше уже в разных кафе были разные инвесторы, а я как объединяющий бренд. То есть кафе давно не мое, но я тем не менее знаю всех постоянных гостей. На десятилетие Тверской год назад сама лично танцевала и пела песни, залезала на стол вместе с сотрудниками.

А операционное управление кто делает? 

Там есть бухгалтерия на аутсорсинге. В каждом ресторане есть управляющий, который беспрекословно подчиняется мне в концептуальном плане – какая должна быть еда. Без меня там меню не изменяют. Я целиком и полностью занимаюсь пиаром и обратной связью с гостями. Коммерция лежит на их стороне. Моя ответственность – только оборот.

А отчет о прибылях и убытках вам не нужно смотреть каждый месяц?

Да, это уже не мой отчет. Но у меня есть обязательства по обеспечению количества гостей, и я его выполняю.

А инвестор владеет этим заведением?

Ну да.

На 2021 год с какими заведениями в таком формате работаете?

Одно «Хачапури» и две «Одессы-мамы», которые открылись после карантина.

«Хачапури» открыли напротив Театра Оперетты. Я говорила, что все «Хачапури» немножко разные – так вот, там своя хорошая идея. На Большой Дмитровке много людей, которых я называю «пиджаками»: депутаты Госдумы, сотрудники прокуратуры, налоговой, «Сбербанка» и т.д. Я открывалась с прицелом на них, поэтому мы впервые сделали в «Хачапури» VIP-комнаты и винный зал. 

Плюс, поскольку кафе – напротив Оперетты, я специально придумала штуки для тех, кто идет в театр. Эти люди тоже хотят нормально посидеть, но, как правило, у них не так много времени: они до 6 поработали, а к 8 им надо в театр. Пока до нас доехали, у них остался плюс-минус час. И вот вроде бы им хочется поесть, и неохота брать в театральном буфете какой-то заветренный бутерброд по ресторанной цене. А с другой стороны, времени, чтобы сесть, выбрать, дождаться, у них тоже нет. И я придумала клевые театральные сеты, где уже все за тебя продумано: попурри грузинских закусок, в которое входит бутылка вина. Можешь взять маленький сет или большой: если у тебя 30 минут, то ты пришел, взял сет, остаканился и пошел смотреть «Анну Каренину». А если времени побольше и ты готов три стакана выпить – тогда бутылочка вина. И мы это все отлично раскачали. 

К сожалению, этот «Хачапури» пока работает в полунедоделанном режиме – там инвестор в какой-то момент финансово буксанул, видимо, недооценил свои силы.

А как во все это вписывается фабрика-кухня с сыроварней? 

Она работает как отдельное семейное предприятие. Я сама его придумала для семьи своего арт-директора, Максима. У него семеро детей, а жена и ее брат – конькобежцы, недавно закончили спортивную карьеру и не знали, что делать. И я им придумала, говорю: «А не хотите сыр варить? Вы такие упертые спортсмены, для вас эта монотонная ремесленная работа не будет шоком». 

И они начали варить. Сначала у себя дома – у них есть дом в Троице-Лыкове, который им дали как многодетной семье. Потом взяли в аренду помещение, собственно, там же, где фабрика. И сейчас уже варят в промышленном масштабе, делают и итальянские сыры, и грузинские, занимают призовые места на выставках. Вот так они разрослись. 

До отдельного предприятия с отдельными инвесторами. 

Да. Не спорю и не буду скрывать, что я помогла этому предприятию финансово, все это придумала и на первых порах и раскручивала его. И «Хачапури» – основной потребитель этого сыра, потому что для хачапури важен свой сыр, свое качество. Все-таки он в разы лучше, чем сыр с рынка. Потому что он очень качественный, выглядит иначе, дает другой вкус. Экономика такая, что если будет много гостей, то сыр на 20 рублей дороже рыночного вполне можно себе позволить. 

Еще я, например, всегда настаиваю – это тоже у инвесторов вызывает негодование – чтобы время от времени бесплатно наливать алкоголь. Два периода стандартно выбираю для этого: «Хачапури» бесплатно льет вино в новогодние праздники, «Одесса-мама» – настойки. И на майские мы делаем такого рода акции, иногда с Aperol Spritz, иногда с чем-то еще. Вообще бесплатно, безлимитно. Сколько выпьешь, столько тебе и нальют. 
Кажется, что это дорого. Вот выпили у тебя гости на 200 тысяч этого вина, серьезная сумма. Но, с другой стороны, на 200 тысяч они выпили за 10 дней, в день получается двадцатка. А все эти 10 дней у тебя выручка была, как в пятницу, потому что народу просто лом. И получается, что ты эти 200 тысяч отдал не в рекламное агентство, не Цукербергу на фейсбук, а своим гостям. Они у тебя взяли эти 200 тысяч и счастливы, потому что понимают, что я взяла свое вино и отдала им. Они сидят и говорят: «Господи, дай бог ей здоровья, что она такое придумала, эту хорошую акцию». И пускай найдется человек, который заказал один хачапури, а выпил полтора литра вина. Не каждый же выпьет полтора литра… 

То есть, резюмируя, что лучше действительно заплатить не в инстаграме, а заплатить своим гостям.

Инстаграм у нас работает хорошо, не буду прибедняться. 

Я в свое время придумала барана Толика – еще когда отмечали год кафе на Киевской. Мы там организовали какие-то танцы и лотерею с мандаринами: на мандаринке пишут циферку, каждый гость тащит, и ему там что-то выпадает. Мешок грецких орехов, сертификат на хачапури или абонемент на кофе. И один из призов был живой баран. 

Как сейчас помню, мы на рынке его за 100 долларов приобрели. И даже договорились, что сможем привести его назад. Выбрали хорошенького, миленького, намыли его. И кто-то его выиграл в лотерее. 

А у меня приятельница, Рита Митрофанова с радио «Максимум», пришла тоже меня поздравлять. Мы сидели, выпивали вместе с гостями. И человек, который выиграл барана, Рите его подарил. Мы с Ритой уже выпили, и она говорит: «Я забираю его домой». Я говорю: «Рит, нафиг он тебе нужен? С ума сошла? Ты с утра протрезвеешь, будешь мне звонить, я у тебя его назад не возьму. Я в это все вписываться не хочу». 

Естественно, она с утра звонит и говорит: «Таня, он тут написал мне в коридоре! вонь такая стоит, ужас. Спаси меня от него!». Я чертыхаюсь: «Я тебя предупреждала, как человека». Едем на рынок, а продавцы говорят: «Не, у нас уже машина уехала. Мы раз в неделю ездим, нам его негде держать неделю. Это 80 километров от Москвы, хотите – везите сами». Я думаю: сейчас он мне еще в машине наделает, будет вонь. Стоим с этим бараном посреди Кутузовского проспекта и думаем, куда его девать. 

У меня тогда была помощница Настя, я ее попросила прочитать обучающую книгу про фейсбук. Настя ее читала-читала и говорит: «Тань, книга – фуфло. Ничего там толком не написано, есть только одна хорошая идея: можно сделать страницу от лица какого-то персонажа». И я думаю: о, вот же персонаж, стоит и блеет в коридоре. Я взяла этого барана, сфотографировала и завела ему страницу. 
 

То есть это идея из книги?

Да. Мы в начале декабря делали праздник: дети вместе с взрослыми приходят в «Хачапури», все вместе делают игрушки и наряжают елочку. И я на этот праздник привела барана. Все, конечно, были довольны, все его тискали. Я говорю: «Дети, а как мы его назовем?», – и подсовывала им всякие конъюнктурные названия, типа Хачапура или чего-то такого. И какая-то девочка говорит: «Толик!». И все дети начали кричать: «Точно, Толик, Толик!». И назвали барана Толиком. 

Завели ему страницу и сначала вели ее вчетвером по графику. Поэтому у Толика первое время был неровный характер: Макс писал свои мужские посты и комментарии, я – свои, девчонки – свои. До сих пор это не один человек, но потом мы уже начали выстраивать лирического героя, чтобы у него был цельный имидж. Я придумала образ: он такой гуляка, ловелас, выпивоха, сам ходит в свое кафе – там же девчонки (надо сказать, что ему нравятся девушки, потому что нравится цветастая одежда: он ее сразу хватает и жует).

Тот баран еще живой?

Живой, живой, да.

А сколько же ему уже лет?

Прямо скажем, есть каскадеры, заменяющие звезду. А самый первый Толик, не знаю, как сейчас, а буквально полгода назад был еще жив. Он жил у аниматорши: она по выходным работала, а жила в деревне с теткой. Баран у нее там проживал. По выходным она ехала на работу, ее сосед по поселку привозил, а мы оплачивали ему химчистку салона раз в месяц и услуги такси. 

Но потом, через года полтора-два, он (баран, не сосед – прим.ред.) вступил в половую зрелость и начал бодаться. Его стало страшно к детям пускать. Я говорю: «Будем резать». Что с ним делать и куда его еще девать? А кто-то из гостей и говорит: «Нет, жалко, давайте я заберу его к себе в деревню». Он и забрал. Баран работает в стаде производителем, он там на хорошем счету, все у него нормально. 

Продолжение карьеры получил. 

Да. И, конечно, мы покупали новых Толиков. Старались, чтобы они были похожи: берем в одном и том же хозяйстве, в одном и том же стаде. Последний у нас уже давно, четыре года точно. Один наелся реагента и болел, мы его лечили, столько денег на него истратили – было жалко. В итоге он умер. Другого ветеринар прозевал, что-то у него с желудком было. Третьему дети случайно на Хеллоуин скормили тыкву с резиновой перчаткой. 
А как-то предлагали нам 10 тысяч долларов за то, чтобы зарубить барана. Звонил менеджер, говорил: «Татьяна Геннадьевна, давайте его чикнем. 10 тысяч долларов, а новый стоит 100!».

Какие-то жестокие гости?

Да, и говорят: «Вот, деньги уже держу в руках. У нас там мангальщик уже готов секир башка делать». 

Я сказала «нет». Не все продается в этом мире. Хотя, может быть, коммерчески это бессмысленно. Короче, не продали. Я не рассматривала ни на секунду этот вариант. 

Должно же быть что-то, кроме денег. 
Спасибо за интервью, удачи всем проектам, вам и барану Толику! 

Читайте также:


Комментарии

Чтобы оставить комментарий,
авторизуйтесь